Девушки со странностями. Книга 3 - ВиКи

С тех пор ничего не изменилось.

– Как ты не поймёшь? Отправив её в дурдом, ты совершил предательство! – Я никогда не говорила этого вслух и на миг испугалась собственных слов.

К моему неприятному изумлению, на отцовском лице не отразилось и тени мысли. Впрочем, как и тогда.

– А как, по-твоему, можно продолжать любить умалишённую? – поинтересовался он.

– Конечно! Любить молодых и здоровых – намного проще, не спорю. Если бы ты просто изменял, ты был бы подлецом наполовину, и мы бы с этим смирились. Но ты мог её хотя бы не сдавать в дурдом! Ты же собственными руками её заживо похоронил!

Отец смотрел на меня, как на капризную истеричку, и вины своей явно не видел.

– Матильда, твои провокации бесполезны. Я всё равно не дам тебе денег на мотоцикл.

Я в кои-то веки сказала ему то, что болело и ныло во мне четыре года, но он углядел в этом лишь подростковую блажь!

– Тогда я сама на него заработаю.

– Сама себе заработаешь на самоубийство? И каким, интересно, образом?

– Увидишь.

Я бегом вернулась в комнату и вывалила на пол всю одежду. Чёрное и серое запинала ногами в сторону. Большую часть своей жизни я проходила серой мышью, пора бы от неё избавиться… Вооружившись ножницами, я выбрала самую яркую жёлтую майку и вырезала на ней декольте. Джинсовая юбка до колен также подверглась карательной экзекуции.

Я подошла к зеркальной дверце шкафа. Матильда Баласко в жизни бы такое не надела, а Тилли Баласко – запросто. Отец с молчаливым укором наблюдал за мной с порога.

Ты что творишь?! Быстро сними это!

– Заткнись.

– Я же ничего не сказал, – удивился папа.

– Это не тебе.

– Зачем ты так вырядилась? Я думал, ты лесбиянка, а не шлюха…

– О, нет, пап, мы с тобой, конечно, похожи, но не настолько!

Наконец-то на его самодовольном лице отразились хоть какие-то эмоции. Правда, пока только гневное возмущение.

– Почему тебе так нравится надо мной издеваться? Ты находишь это забавным?

– Ни капли. Я нахожу это справедливым.

Употребив на лицо всю свою немногочисленную косметику, я поехала в ботанический магазин. Непривыкшая носить мини-юбку, я каждые пять минут пыталась оттянуть её вниз. Как ему только в голову могло прийти, что я решусь заняться проституцией?..

Перед тем, как войти, я распахнула куртку. Увидев меня, наш директор Гопшер на мгновение обмер.

– Тилли?!

– Здравствуйте.

– Тебя просто не узнать… Ты куда пропала?

– Я была в тюрьме, – честно призналась я. – То есть… в комиссариате.

– За что?!

– Не поверите. За травку. – Вот тут я слегка приврала.

В итоге директор разрешил мне вернуться в магазин при условии, что я буду одеваться так каждый день.

Дневник Ирэн

17 февраля 2004 г.

Мне надоело избегать Марка в пределах двухкомнатной квартиры, и я позвала на помощь Лорана.

– Это кто? – удивился Марк, заслышав звонок.

– Привет. – Из-за двери выплыл улыбающийся Лоран.

– Ты вовремя, я почти готова.

– Куда это ты собралась? – прищурился Марк.

Я села натягивать сапоги.

– Мы с Кроликом едем в Европейскую Долину.

– А я?

– Тебе там будет скучно.

– У Ирэн совсем нет вкуса – её нельзя по магазинам одну отпускать, – вставил Лоран.

– Неправда! – возразила я. – Вкус у меня есть, только он очень своеобразный.

– Понятно, – кивнул Марк. – Ну если она с тобой, то я спокоен. Ты же вроде гей?

Теперь возмущался Лоран:

– Нет, я не гей.

– Он пока стесняется в этом признаться… – ввернула я.

– Я не стесняюсь!

Марк с примирительной улыбкой положил руку ему на плечо.

– Да ладно, Лоран, я тебе доверяю.

– А вот и зря.

Я повелительно толкнула Лорана к двери.

– Ну всё, пошли.

– А ВОТ И ЗРЯ!

Дневник Жаклин

17/03/2001

Через месяц моего нехитрого житья у меня перегорела лампочка. Мало того, что условия и так безобразно-скромные, ещё и без света, как в пещере.

На следующий день я купила лампочку и отвёртку, значительно выйдя за пределы своего бюджета. Придя домой после работы, я была полна решимости вернуть себе более или менее цивилизованное существование. Но один немаловажный момент: после восьми вечера уже темно, а свечей и фонарика у меня нет.

Ладно… Я влезла на складной столик (другого не держим) и сняла плафон. Чтобы не спускаться, я бросила его на мягкую постель, но он перекатился и упал на пол – благо, его спас мягкий ковролин.

Ладно. Я стала откручивать лампочку, но она, гадюка, не отворачивалась. Лампочка крутится, а патрон – ни в какую.

Ладно! Решив испросить у соседей фонарик, я стала спускаться вниз… И тут столик подо мной начал складываться и падать. Я едва успела встать на ноги и отскочить, но плафон-то этого сделать не мог – стол грохнулся прямо на него и благополучно разбил.

И вот стою я в кромешной темноте с осколками стекла по всему полу и безо всякой надежды их разглядеть. Мне оставалось немногое – простоять столбом до утра или рискнуть ногами и пробраться к кровати. Я слишком хотела спать, чтобы выдержать первое, и сделала шаг. Треск и боль.

Мне повезло, до постели я добралась лишь с двумя царапинами.

19/03/2001

Впервые после своего переезда в Париж я решила навестить Ирэн в Сен-Манде.

– Ну как ты, как? – спросила она.

– Нормально. Устроилась кассиршей во «Франпри».

– Ничего, Питер Стил вообще мусорщиком начинал.

– Да уж, это очень воодушевляет, – проворчала я.

– А с жильём как?

– Халупка, конечно, убогая, но это ведь не навсегда.

– Ты молодец, я бы так не смогла, я вообще не умею переносить трудности.

И. – тепличный цветочек, она даже готовить не умеет. Ей слишком повезло с родителями. Идеальная любящая семья – никто не бьёт, никто не домогается. Уют и достаток. Она не знает, что такое жить на четыре тысячи в месяц: две – за квартиру, две – на жизнь. И потому в ней нет тупого упрямства в стремлении наверх. Зачем? В материальном плане всё стабильно. Её содержат, а она делает что хочет: пишет стишки, сочиняет песенки, учит детишек русскому языку, покупает книги и диски. Ей не нужно задумываться о деньгах. Зачем, если есть «папуля»?

Она даже не догадывается, что я приехала к ней не потому, что дико соскучилась, а потому что мне нечего есть, а её мама отлично готовит. В их доме всегда вкусно пахнет и всегда тепло. Тепло от добрых улыбок. Самое невероятное – это то, что здесь все друг друга любят.

Я не завидую, просто иногда меня одолевает возмущение. Почему так? Ей и талант, и беззаботная юность. Нет уж, пусть хотя бы талантом со мной поделится. В конце концов, я всего лишь восстанавливаю справедливость.

И. – что безголосый певец, слепой художник, безрукий писатель. Душа поёт, а голос не слушается. Для семнадцати лет И. пишет удивительные песни, но ей нужен стимул, пинок. И тут главное – не перехвалить. От излишней похвалы талант мельчает, затирается.

Как и многие творческие личности, И. имеет бисексуальные наклонности. Я позволяю ей многое, но держу на расстоянии. Мы спим, когда ей плохо, когда ей грустно, когда ей одиноко. Это вроде поощрения за интеллектуальный труд. Не могу сказать, что мне не нравится. Нравится, но с мужчиной лучше. И. слишком деликатна и женственна, чтобы «разбудить» меня. Я предпочитаю мужчин, сильных духом и бесцеремонных.

Однажды у меня будет группа, и это будет лучшая рок-группа Франции. Её участники должны быть обаятельными и талантливыми. Это так редко сочетается, что мне придётся потрудиться в поисках. Но звездой там буду я одна. К чему соперницы? Потому-то и не сложился наш квинтет с девчонками: каждая хотела затмить другую и ревновала ко всякому благосклонному взгляду, брошенному не в её сторону. Какая уж тут музыка?

Новые Strange Girls станут великой группой. Я всё для этого сделаю, ни перед чем не уступлю. А И. будет писать для нас хиты. Пока будет достаточно неудовлетворённой. Её счастье равноценно бесталанности. Когда она всем довольна, то автоматически становится бездарной.

Бездарной, глупой, бесполезной куклой.

Дневник Ирэн

19 февраля 2004 г.

Сегодня мы закончили запись. Продюсеру альбома осталось прослушать наши дубли, выбрать лучшие и свести все песни.

Отыграв последнюю студийную сессию, мы отправились в «Пристань» отмечать. И там я наконец решилась.

– Можно я скажу тост? – выпалила я, когда нам принесли вино.

– Ну скажи.

Я нервно вцепилась в ножку бокала.

– Я бы хотела сказать спасибо всем, кто меня поддерживал, стыдил и вопреки всему… любил.

– Ты так говоришь, будто в отставку собралась, – справедливо заметил Рено.